"Некто" Гумилев и Великая степь


Смерть большей частью бывает неожиданна. Даже если человек долго болеет или в преклонных годах. Получилось так, что к смерти Льва Николаевича Гумилева его друзья и единомышленники оказались не готовы. Только год спустя решили создать фонд "Мир Л.Н.Гумилева", когда "пираты" уже вовсю издавали его книги. Фонд, куда вошли специалисты-историки, общественные и государственные структуры, телевидение, приступил к изданию 15-томного собрания сочинений. Вышло уже три тома. По сути, это академическое издание, где гарантом качества выступает вдова ученого Наталия Викторовна Гумилева.


& Сергей НИКОЛАЕВ (22 мая 1995)

Знакомство

О Гумилеве мы с Айдером Куркчи беседовали часа два. Фамилия стала для него своего рода пропуском для знакомства с Гумилевым, потому что тот всегда обращал внимание на то, кто каких корней. К представителям народов, оказавшихся объектом каких-то манипуляций, был особенно внимателен. В 1968 году Айдер Измаилович заканчивал истфак Московского университета и встретился с Гумилевым для консультации по ряду вопросов. Оба остались не вполне довольны друг другом. Через два года А.Куркчи рецензировал самую, пожалуй, знаменитую книгу Л.Гумилева "Поиски вымышленного царства", в которой взгляд на роль татаро-монгольского ига в истории Руси оказался чересчур лояльным к кочевникам. За что автора многие годы честили почем зря "ультра-патриоты" времен застоя.

Прихваченная кстати чекушка растопила ледок недоверия. А по-настоящему сблизили общие взгляды на биологическую природу отдельных "человеков" и, соответственно, народов, этносов. "Этнос"- термин Льва Николаевича. Им была разработана терминология новой, по сути, науки о рождении и гибели народов. В 70-х годах Гумилев писал свои фундаментальные труды "Древняя Русь и Великая степь", "Этногенез и биосфера Земли" и "Тысячелетие вокруг Каспия", которые вышли к массовому читателю только в 90-е.

Почему Гумилев?

Помимо славных генов (отец - поэт Николай Гумилев, мать - Анна Ахматова), в становлении личности Льва Николаевича сыграли свою роль окружение и образование (закончил восточный ф-т Ленинградского университета, работал на раскопках скифских курганов на Алтае и проч.). Знал немецкий и французский, в совершенстве - персидский язык. Знал тюркские языки, разбирал уйгурское и монгольское письмо. Досконально знал русскую историческую литературу, содержание музейных фондов и состояние исторической науки в целом на 50-е годы ХХ века.

Человек 14 лет провел в лагерях, где мог "без помех" обдумывать проблемы взаимоотношения рас, народов, языков и культур. До Гумилева на эту тему говорилось много глупостей. Печатали его очень неохотно, отношение в сытых столичных и академических кругах было негативным. Раздражало, что в ответ на вопрос об отношениях Польши с Россией в ХVII веке он начинал говорить о том, что в то время маньчжуры заняли Китай, что Великая степь пришла в движение... Гумилев мыслил системно. И скорее всего ученые понимали, кто есть кто. Просто топили конкурента.

Льва Николаевича это, естественно, ранило, но цену себе он знал и говорил, что после его смерти все разберутся, что к чему.

"Я приобрету вес в цивилизациях третьего мира, точнее, не в технологических обществах, которые давно не чувствуют землю, биосферу, а в новой наступающей цивилизации".

Он хотел бы жить среди молодых, интересных, начинающих жить этносов, а не среди тех, кто хочет быть "самым древним".

"Дети разных народов..."

"Старый лагерник" Гумилев еще в 70-х годах говаривал, что империя начнет разваливаться по краям российского суперэтноса - в соответствии с лагерной моделью. Симптомы развала просматривались уже в самом лагерном общежитии: зэки-прибалты держались отдельно, особенно непримиримы были литовцы, постоянно попрекавшие русских советской властью. Особняком стояли западные украинцы, бандеровцы. Восточные, наоборот, жались к русским, делили хлеб-соль. С ними столовались казахи, татары, хакасы. Сторонились угро-финны и азербайджанцы.

Появлению М.Горбачева на политической арене он поначалу обрадовался. С 18-го года - жизнь вне нормы. Обывательская норма должна восторжествовать.

"Вспомните, я первым назвал появление у нас нового Августа и его императрицы - Горбачевых... Я не ждал этого события, это история этногенеза постучалась в наши заколоченные окна, и я постарался открыть истории дверь. Я видел в 85 году в телевизоре нормальное лицо говорящего человека, и я понял, что спазм в этногенезе заканчивается, что я вижу Обывателя в высоком значении слова, мне стало ясно: наступает этнический плавный переход в покой - после ста лет страшно изнурительного износа русского этноса... Наступает инерционная фаза".

Плавно пока не получается. Может, исторически это действительно "плавно". Но для истерзанного обывателя... хм. Еще слова, более поздние:

"Мы кризисно перейдем в инерционную фазу этногенеза, когда начнется постепенный упадок русского этноса, а затем, через энное время, и уход его со сцены истории. Так было со всеми. Но зато у нас есть несколько сот лет для созидания и игры со счастьем".

История дает примеры гармонического затухания. Но ведь и трагического ухода с арены - тоже. Играть со счастьем будут другие. Внутри этнических структур, некогда составлявших СССР, происходят необратимые преобразования. Отсюда неизбежная горечь:

"Россия потерпела поражение этническое: плевать, если бы политическое или военное, как Германия или Япония, а именно этническое - раскол посредине, равновесие между жизнью и смертью нарушено. А это невосполнимо. Молодые люди у меня на лестнице живут, мечтают стать греками или турками... Так что кончайте вашу перестройку, вами все равно будут править ничтожества".

"Лица необщим выраженьем"

- Я не встречал более интересного, веселого, любящего пошутить, побалагурить человека в своей жизни, - рассказывает Куркчи. - Он был великолепен в домашней атмосфере. Или "на арене" - то есть перед кем-то. Любил красивые словца. "Я их усмирял!" - имея в виду Септимия Севера, усмиряющего сенат.

За столом, когда не было посторонних, за рюмкой водки он любил поговорить о разных исторических казусах. О политике не склонен был распространяться. Но зорко следил вокруг, давая иногда едкие комментарии. Правда, имена здравствующих политических деятелей постоянно путал.

Обожал частушки. Количество песен, которые он знал, было невероятно. Он помнил стихи и папы, и мамы, и всех современных поэтов. Любил читать стихи, сочиненные зэками в лагерях. С матерком, не буду скрывать. Более того, он сам написал роман (с ударением на "о") для воров про испанскую королеву Изабеллу. И читал его самозабвенно. Его издали, кажется, в Алма-Ате - довольно похабная история.

Он был и настороженным человеком, сами понимаете, всю жизнь прожил в коммуналке, а соседом его был стукач. Причем оба знали, что оба знают... они обменивались витиеватыми приветствиями, и стукач частенько просил взаймы на выпивку. Лев Николаевич мог найти общий язык со всеми, с любым "контингентом". Но зарвавшегося запросто осаживал.

Конечно, обожал овации, признание, этого ему недоставало всегда. Выступления в конце жизни в научных кругах приносили ему удовлетворение. Чего он не любил, так это наушничества и принятых в академической среде норм - так называемых анонимных оппонентов, рецензентов и всего прочего.

Ученый-монголист Владимирцов в 20-е годы в Петрограде говорил, что в России ученому надо жить очень долго, больше ста лет. Тогда признание его трудов застанет его при жизни. Гумилеву эта мысль была по душе. Сам-то он дождался своего часа, но всегда с горечью добавлял, что тысячи его современников, не менее одаренных и даже более гениальных, уже не могут повторить этих слов.

56-летний Айдер Измаилович КУРКЧИ по национальности - крымский татарин. Родился и живет в Москве. Он - главный редактор журнала "Декоративное искусство", президент фонда "Мир Л.Н.Гумилева" и директор издательства "ДИ-ДИК Танаис". Кандидат исторических наук, специалист по истории культуры России, и в частности русской архитектуры ХVIII-ХIХ вв. Является экспертом думского Комитета по национальным отношениям и региональной политике.


Информационный центр B&B, фирма NeoNet. Copyright © 1995-1997.