Концепция Всемирной истории. "Да" и "Нет" пассионарности
Невозможно разделить биографию ученого и труды его ума, опыта и души. Приходится это делать, иначе работы ученого- историка, географа и этнолога - заменят нам живое лицо нашего современника, а хотелось подробно рассказать прежде всего о нем самом. Позже биография - "жизнь и судьба" и итоги работы ученого сольются, и история науки усвоит несколько важнейших, афористически сформулированных теорем-ответов на поставленные вопросы, как это и случилось с Ньютоном, Коперником, Вернадским, или Тойнби, или Шпенглером.
Все книги и статьи Л.Н. Гумилева вписываются в будущее среди этих имен, и это ощущение большого времени и большого размаха мысли не покидает при чтении его работ. Безукоризненное чувство времени было характерно для ученого, он чутко улавливал общественные запросы и откликался сразу, предлагая необычайно заостренную постановку проблемы, что делало любую из предложенных им для обсуждения научных тем одновременно академически точной и в то же время политически опасной. Теперь все постановки проблем позади. Посмотрим на ответы.
Попытаемся определить координаты той концепции Всемирной истории, которую создал Гумилев и которая в конечном счете есть теория этногенеза - теория открытия нового для описания гуманитариями и естественниками объекта - этносферы, а открытие этносферы - это одно из крупнейших открытий XX века.
1. РОССИЯ. Больше всего внимания Гумилев уделил, как ни парадоксально это звучит, истории России. Ее судьбе были посвящены размышления ученого, и даже на тех страницах, где нет ни слова упоминания о ней. Реабилитации исторической преемственности русской цивилизации и русского этноса он посвятил всю жизнь. И для него как для выдающегося исследователя не было никаких "перерывов" или обрывов в истории единого этноса: ни в 1861, ни в 1917, ни в 1985 годах.
Его как историка этнических процессов влекла совершенно не исследованная до него проблема: почему после 1250-х годов Русь, Древняя Русь, часть международного обмена культуры, исчезла с политического горизонта Европы на 250 лет и появилась только в связи с войнами за византийское наследие и вовлечением новооткрытой в Европе монархии - Московии - в коалицию европейских государств, в антитурецкую лигу.
Что произошло за эти 250 лет? На этот единственно важный, по мнению историка-медиевиста, вопрос ответа не было, и внимание историков конца XIX - середины XX века скользило мимо него. Казалось, что трафаретный ответ существует, и этот ответ удовлетворителен. Ответ же был таков: помешали развитию монголы, помешала Орда и иго, но помешали чему и как? Гумилев начал свое исследование с Пушкина, с его исторических представлений о России и Западе, свойственных XVIII веку, и понял, что обыденный, с тех пор затверженный всеми ответ: "Монголы были плохи, потому что были плохи от природы", а "Русь являлась то ли от Бога, то ли от провинциализма своей истории, то ли волею суровых географических обстоятельств стражем Европы от азиатского или кочевого затопления" - не ответ. Ответ был некорректен, а если это так, то почему нет удовлетворительного ответа?
Попытки ответа - вариант объяснения существовали у евразийцев, уехавших после краха Белой армии в Крыму, в Прагу, Белград, Париж, но этот ответ нельзя было гласно обсуждать, и во-вторых, их ответ был основан не на чем ином, кроме как на осознании культурно-исторического факта, что Россия всегда была наполовину Азией, Востоком, а наполовину, если не на меньшую часть, Европой.
Себя Гумилев называл профессором по истории XIII века, но ответ ему следовало искать не в предмете своего влечения - истории России, и не в предмете профессиональной ориентации - истории кочевых обществ и народов. Уже в 1938 году он нащупывают ответ во время чтения своих допросных листов дела о контрреволюции, и это чтение убедило его, что источники во все времена, как бы ни были они оснащены доводами, ссылками на слова и свидетельскими показаниями, не являются достоверными - годными для обобщения. Так что ответ не мог лежать на путях еще более досконального изучения источников - все, что было возможно прочесть и интерпретировать, сделали великие предшественники: В.Ключевский, С.Платонов, А.Шахматов, А.Пресняков, С.Середонин, А.Лаппо-Данилевский и его современники А.Насонов, написавший книгу "Монголы и Русь", М.Любавский и М.Сафаргалиев.
Он потому и выбрал профессию историка кочевников, что на этом материале можно было изучать историю России с не западных, не европоцентристских позиций, а с точки зрения таких обществ, которые становились объектами критики, не будучи исследованными. На русском языке по истории кочевых народов существовало множество работ, но в основном лингвистических, источниковедческих, и только при начале научной деятельности самого Гумилева окончательно вошли в обиход книги и статьи выдающихся русских монголоведов и тюркологов - Г.Грумм-Гржимайло, В.Вельяминова-Зернова, С.Малова, Н.Катанова. Ф.Корша, Б.Дорна, а также Б.Владимирцова, В.Бартольда, В.Минорского, А.Якубовского и П.Коковцева. Особо необходимо отметить работы учителя Гумилева Н.В.Кюнера, которому он посвятил свою книгу "Старобурятская живопись".
Однако связного изучения взаимодействия тюрко-монгольских и иных кочевых народов с Россией не было. Была еще великая французская школа ориенталистики, но и она, за исключением книги Р.Груссе "Империя Степи", которую Гумилев ценил, не удовлетворяла его, так как рассматривала всю историю кочевников как некое суммарное качество, некий бесконечный конгломерат смены кланов и завоеваний. Немецкая и английские школы сосредоточивали свое внимание на хронологиях, фактах, на некоторых проблемах неевропейского характера общественных отношений кочевников и, как правило, смотрели на кочевые народы Восточной Азии как на глубокую периферию Китая, а околороссийских кочевников считали периферией ислама. Об этом писал С.Лэн Пуль, автор книги "Мусульманские династии" (1899).
Опыт сопоставления в одном порядке обозрения источников и фактов этнической истории кочевых народов и России, начиная с хунну, переместившихся на запад, и тюрок и кончая хазарами, монголами, татарами, ойротами и калмыками, дал право ученому на обнародование своего ответа: дело не в народах как таковых, не в их национальных или социальных особенностях, а в чем-то ином, что никогда не становилось объектом пристального изучения. Не потому монголы, или хунну, или тюрки пошли на запад, что вечно жаждали завоеваний или были "трутнями человечества", как написал о кочевниках француз Виоллеле-Дюк (моральная европейская оценка), или что плоскогорья Внутренней Азии всегда испытывали демографическое давление на скудость своих ресурсов (Ф. Энгельс, а затем в значительной степени А. Тойнби - материалистическая оценка, вошедшая в сталинизм, а затем воплощенная у нас в институтах востоковедения или истории в жгучий истмат).
Этнолог обнаруживал в истории существование определенной закономерности, которая не зависела от социальных проблем своего времени, от социального или формационного устройства, а являлась частью более общего процесса - некоего антропосферного явления, включавшего в себя историю этносов и историю живой природы, тесно и объемно связанных между собой. История этносов выглядела совершено автономной историей - процессом - по отношению к остальным слагаемым мирового исторического развития: хозяйства, культуры, социальных институтов, религии и так далее.
Сложению России, начиная с эпохи Московского государства в XIV веке, Гумилев посвятил много статей и докладов и книгу "Древняя Русь и Великая степь". Однако истории России, от Александра Невского и до церковного раскола XVII века, до Петра I, он не написал как хотел, тем не менее фундамент такой этнологической истории, которая дает ответ на поставленную им задачу, он оставил, и разработка ответа - теперь дело его продолжателей.
2. ЭТНОС. "Категория этнос была замечаема всегда, - пишет Л.Н.Гумилсв. ~- Слово "этнос" встречается у Гомера в "Илиаде", царя Давида в "Псалтыре" и у Аристотеля, но оно так же, как и у многих авторов, а что уж говорить о советских академиках, не дефинировано, а определения Кушнера, К.Чистова или Ю.Бромлея тривиальны и страдают непониманием того, о чем они говорят". Естественно, что это было так, поскольку в основании выделения категории "этнос" у Гумилева лежали основания науки системологии (Л .фон Берталанфи) и учение В.Вернадского о биосфере. До открытия Гумилева предполагалось, что этнос, точнее народ, национальность, нация - это сообщество, членов которого объединяет что-то одно: язык, государственная власть, инерция истории, жизнь в одном обществе. Но это не более чем поверхностное суждение и как наблюдение над фактами является иллюзией, свойствен-ной наблюдателям.
Этнос, по Гумилеву, ~ это реальная категория, которая позволяет выделить по ряду признаков группу людей, выступающую в истории как большая замкнутая система с определенным динамическим стереотипом поведения, именно поведения, и оригинальной внутренней структурой, меняющейся в зависимости от времени жизни этноса - от фаз этногенеза. Этнос, движущийся во времени, постоянно стремится путем выработки своего поведения и утверждения его в потомках к расширению ареала присутствия на исторической арене, и вся нацеленная энергия этноса, если ее суммировать, зависит, во-первых, от лимитирования определенной окружающей среды, где этнос добывает свои средства жизнеобеспечения, и, во-вторых, направленности его действий по созданию все большего для себя социального пространства. По мере движения во времени этнос испытывает сопротивление среды, которая начинает оказывать отрицательное воздействие на его жизнестойкость, и с растратой пассионарной заряженности первоначального импульса это в конце концов приводит любой этнос в состояние равновесия между собой, соседями и природной средой, к исчерпанности ресурсостойкости этноса. Он теряет резистентность, сопротивляемость.
Жизнь этноса, определенная Гумилевым опытно-историческим путем на материале Всемирной истории, фиксированной хронологией событий, длится в пределах от 1200 плюс-минус 1500 лет, и в течение этого жизненного цикла наблюдается постепенная растрата жизненных, энергетических сил, биосферной заряженности этноса. Вопрос в том, откуда, из каких источников возникает, берется эта "запасливость" этноса, но об этом и говорит теория пассионарности.
Каждый этнос при своем рождении, появлении на свет обладает инерцией первоначального толчка. Можно не спрашивать, как это происходит, стоит лишь рассмотреть, как это происходило в истории. Так, от толчка - мутации возникли все народы на Земле. Как бы из "ничто", из неизвестности, из оболочки каких-то событий, зачастую под чужим именем - проявляют себя группы людей, являющиеся первоначальным ядром будущей этнической организации или организма, работающим в определенном ландшафте и совершенствующимся в дальнейшем - в превращениях этноса движениями, скачками, прерывистыми фазами, не эволюционно, а через войны, кризисы, самоуничтожение и приступы переустройства этногенеза.
Новорожденный этнос живет не плавной растратой своих биосферных запасов, но скачкообразно, некими пусками - фазами, которые имеют определенные ритмы. Гумилев дал фазам свои названия: акматичсская фаза - подъем, вспышки "кривых" мгновенной растраты, следующая фаза - инерционная, затем - затухание и переход в исчезновение, в обскурацию, которая может длиться веками, - фаза аннигиляции.
Таковой путь проходят или прошли все. Из небольшой хищной стаи квиритов вырос римский этнос. Так же было с древними китайцами, вавилонянами, арабами, евреями, парфянами, литвинами, новолатиноамериканцами до С.Боливара, русскими нового времени, когда из раннеэтнических организаций - дружины, бояр, горожан, сплотившихся вокруг Александра Невского, создаваться великорусский этнос. Примерами, досконально разработанными, наполнены все книги Л.Н. Гумилева.
Основной единицей измерения истории выступает этнос. Он может быть малым и большим, как китайцы, русские, бенгальцы, арабы. Элементом структуры этноса выступает субэтнос, на которым вначале может покоиться образование этноса, а потом большая система все-таки снова разбивается, распадается на ряд субэтнических единиц. Так, в русском этносе субэтносами являются поморы Севера, казаки южных областей, сибиряки - потомки первопроходцев (чалдоны) в Сибири, разнообразные метисные образования, интеллигенция XIX века, старообрядцы, русско-горскис общины на Кавказе, молокане, русские евреи, туркестанстанцы-русские, родившиеся в Средней Азии, москвичи в середине XX века и другие.
Еще меньшей единицей этноса являются консорции- группы людей, объединенные одной исторической судьбой, не мировоззрением, но поведением. Это нестойкие объединения, связанные одними интересами или делами, и они могут быть разного рода и "жанра": секты и тайные культы, партии, банды и нелегальные образования, кружки, воинственные или отреченные от жизни сообщества: скальды в Скандинавии или суфии в Персии, викинги, нестяжатели на Волге, трапперы в США, беглые в Новороссии в XVIII веке или борцы за веру, газии в средние века на Ближнем Востоке. От них могут рождаться новые этносы и возникать затем новые государства, но в основном консорции - это первичная ячейка "формообразования" этногенеза, из ста образований лишь одно-два при благоприятных обстоятельствах могут создать этнос.
Как правило, этнос стремится к реализации себя в чем-то значительном - в военной державе, империи, королевстве, сверхсистеме - суперэтносе, в какой-то огромной исторической задаче: в стремлении Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона к мировому господству или Николая I в России - к созданию неовизантийской империи. Выполнив свою роль, суперэтнос "утяжеляется", становится перегруженным, разбитым на составные части по общежитейским разнородным интересам и с разными внутренними запасами прочности жизни. Собрать его на очередную историческую задачу бывает невозможно, как, например, невозможно на этой стадии пассионарности воссоздание господства российского суперэтноса под видом СССР в Евразии, и тогда на первый план выступает желание этноса упорядочить отношения внутри себя.
Другая стадия формирования этноса - конвиксия. Это общность людей, объединенных уже на фазе упадка этноса, на фазе инерционного развития - обыкновенным семейным или частным укладом, культурными связями. Конвиксии возникают уже как общежитейские общины, говорящие на господствующем в государстве языке, не "высовываются" из ниши, стремятся реализовать свою "малую" судьбу внутри большой судьбы и потому чаще всего встречают либо поддержку, либо равнодушие соседей. Так, советские-российские немцы становятся сегодня конвиксисй для целей сохранения своей исторической фазы существования и желают вернуться на родину в Поволжье, чтобы создать там некий социальный организм, который непонятен окружающему населению. Аналогичные процессы происходят и в Европе, и особенно остро на Ближнем и Среднем Востоке, в Азии, да и везде.
Проблемы этноса столь значительны и захватывающе интересны, что лучше всего читать книги Гумилева. Главное, что следует учитывать: автор создал теорию этноса в жесточайшей схватке со всеми советскими и западными теориями объяснения истории и вышел из нее победителем. Единственное, что ему, с его воззрениями, позволило уцелеть при тоталитарном насилии, было то, что он достаточно вольно, но умело использовал диалектическую формулу господствовавшего тогда в обществе марксистского материализма о переходе или скачках количества в качество. Используя "сумеречную" психологию адептов позднего закатного марксизма и их же затверженные диалектические законы, он сумел обосновать скачкообразное антиэволюционное движение - этногенез, сделать его в общем приемлемым для постижения и поместить в схему привычного слововосприятия гуманитарных кругов интеллигенции.
В развитии своей теории Гумилев был великим стратегом. Он настаивал, и это краеугольный камень его историософии, что этногенез и, следовательно, объяснение исторической судьбы каждого этноса, продемонстрированное ученым на знаменитых его географических картах, схемах, графиках, является прерогативой системного подхода к историческим фактам, и, следовательно, этногенез, рождение этносов отнесены автором прежде всего к явлениям естествознания. Естественнонаучное объяснение природы этноса, географизация этой проблемы были и логическим, и стратегическим ходом, и потому вся проблематика этнической истории человечества, бывшая долгое время уделом гуманитарного толкования источников, терминов, выспренней идеологии, превратилась в новый феномен, для распознания которого негодными оказались все методики исследования всех школ этнографии, истории, востоковедения.
Родилась принципиально новая наука, которой не было. Высокая разрешающая способность этногенстичсской системы методами естествознания обогатила и саму теорию Гумилева. сделала его "завершающим звеном" ветви научного естествознания, представленного именами В.Вернадского, Тейяра де Шар-дена, Л.Берга, М. Лобашова, великих генетиков, антропологов.
Этнические системы не вечны. они развиваются согласно законам энтропии, и согласно ей этнос - объективная реальность, существующая вне нас и помимо нас. Сознательно намереваясь, войти в чужой этнос нельзя, нужно очень многое переменить в себе, и дело заключается не в вызубривании чужого языка и следовании каким-то параметрам новой среды. Речь сразу пойдет о переделке стереотипа поведения, а к этому в сознательном возрасте подавляющее большинство людей не готово. Эта перековка требует изменения сигнальной системы, системы научения и рефлексов, а это-то и неподвластно сознанию. "Иному" в чужом этносе место есть, но акт сознательного выбора обусловливается столь значительными ограничениями, что все эти действия сводят на нет итоги вхождения человека в чужой этнос. Вся проблема в конечном счете сводится к персональному жесту или социальному действию одного человека, его успеха, но ведь наука не оперирует столь малым уровнем исследования. Персона обладает правом выбора, но речь у ученого идет не о случайностях и превратностях судьбы человека- для этого есть журналистика, поэзия, жанр биографии, - но о судьбе коллектива. А это, к сожалению, все последние десятилетия путали даже ученые.
Таким образом, осознание природы своего этноса может стать областью переживания, но это - психология или социология, разделы общественных наук. Этногенез - нечто более глубинное, и его природа коренится не в сознании, а в поведении, это область объективной реальности, связи с ландшафтом, со всей природно-историчсской средой, которая называется этносферой. Естественники приняли системный подход и рассматривают этнос как часть своих научных концепций. Гуманитарии до сих пор остаются глухими к терминологии, их пугают слова, им легче поверить в объяснения природы мира людей с помощью "пророков" и магов лжеиндуистского толка или в неосайснтологическую ересь закатного, обессмысленного в своем христианстве протестантизма, чем в науку. Но от этого система географических доказательств природы этноса не меняется, и наука идет своим путем.
3. ПАССИОНАРНОСТЬ. Что заряжает и заставляет жить этносы? Что такое пассионарность? Гумилев вспоминал: "В ленинградской тюрьме "Кресты" я - узник, без сил и без движения после допроса. Постепенно ко мне возвращается сила жизни, и я вижу через небольшое отверстие под потолком на каменном полу отраженный свет, идущий из Вселенной. Во мне начинает просыпаться жизнь. Вот она, энергия, биосфера! Солнечный свет. Люди - живые существа, они подобно всему сущему имеют свой запас энергии, и если растения живут благодаря фотосинтезу - энергии солнечного света, несущегося с бешеной скоростью к нам, так и этносы должны в своей исторической жизни обладать запасом энергии и расходовать се".
Тогда у начинающего ученого не было возможностей для обстоятельного размышления: кругом тюрьма и никакой помощи ни от кого, кроме "лагерных университетов", где с выдающимися людьми он мог обсуждать некоторые детали своего интуитивного видения пассионарности. В 1965 году Гумилев начинает чтение только что вышедшей книги В. Вернадского "Химическое строение биосферы земли и ее окружение". Он размышляет над потрясающей по ясности и убедительности концепцией биосферы великого естествоиспытателя и над великой формулой: деятельность человека является планетарной по масштабу силой и равной геологическим преобразованиям земли. Значит сила движений людей, народов - равна тектоническим сдвигам. И второе: движущей силой планетарного по масштабу характера деятельности человека является биохимическая энергия живого вещества биосферы, находящаяся во всем живом. И третье: планетарная мысль человека превращает собственно биосферу в ноосферу, то есть историю всего сущего, живого на земле вместе с растительным и животным миром и человеком, в некую верхнюю оболочку планеты, которая не биология и не социология - а нечто иное, скорее географо-геологическое. Вот тогда-то Гумилев осознает то, что искал, опираясь на фактические данные географии и истории: в чем природы аномальных отклонений в поведении людей, коллективов, этносов, которые могут становиться инициаторами огромных социальных и религиозных движений. Вот почему человек ведет себя не всегда и не везде одинаково, хотя и является биологически везде равноценным своему роду. Под аномалиями он понимает зигзаги этнических процессов, поведение этноса и его психологического настроя в те или иные эпохи. И Вернадский говорит, что явления жизни, с которыми связаны психические и парапсихологические явления, являются частью материальной среды, реальностью биосферы.
С 1966 года, окончив полевые сезоны и открыв Хазарию, Гумилев начинает разрабатывать свою собственную теорию пассионарности - вначале гипотезу, затем концепцию энергетической природы процесса каждого этногенеза. Источники деятельности этносов - бешено разрушительная, активно созидательная или мнемоническая жизнь, основанная на воспоминаниях о былом, как у индейцев Бразилии или жителей Андаманских островов, - одни и те же: биохимическая энергия живого вещества биосферы, преломленная благодаря ударам, идущим от сверхэнергии окружающего человека космического пространства, на гигантские по протяженности полосы планеты народообразования или движений народов. На земле возникают протяженные полосы, будто под ударом "бича" просекающие все тело человечества. Эти полосы или энергетические платформы начинают сдвигаться под воздействием заряда биосферы и превращать до того инертное пространство жизни тысяч и миллионов людей в некую новую арену вновь заряженной деятельной жизни. Конец одних этносов и начало других.
Пассионарность - это эффект энергии живого вещества, проявляющийся в стимулах к той или иной деятельности. Таким образом, это не проблема сознания, не идеи о герое, ведущем толпу, это в принципе вообще не моральная категория со знаками "хорошо" или "плохо". Таковых оценок в естественных науках не может быть, как в физике нет понятия "зад" или "перед". Пассионарность как овеществленная в поступках людей энергетическая заряженность, реализованная в их биомассе, есть геоэкологическая величина, есть особая природа, действие которой необходимо было рассмотреть на вполне историческом материале - построить для нее систему хронологических координат.
Пассионарность - от латинского корня "пассио" (страсть) - как раз и была тем феноменом ("X" фактором), который Гумилев искал в качестве демиурга взлета, "запусков" в "акматику" и падения в "обскурацию" этносов. Это не нечто мистическое, о чем заговорили непонятливые и склонные к экзальтации люди середины 1980-х годов, ожидавшие от космоса всего чего угодно.
Люди, творческие коллективы, образующие "начальный" этнос, стремятся к идеалу, к действию, к переустройству мира, к победам. Люди могут быть добрыми и злыми, умными или глупыми, впечатлительными или грубыми - это не важно. Главное, что они готовы жертвовать собой и более - другими людьми без сожаления и раскаяния ради собственных целей, которые часто бывают иллюзорны, либо ради утверждения особой роли данной группы, данной консорции. Есть избыток первоначального запаса энергии, и этот избыток ведет консорцию ко всему, что носит характер траты: растрачивается много энергии на цели, зачастую недостижимые, на идеалы, мечты, симптоматичные иллюзии, которые позволят начальному этносу утвердить себя в противоположность соседям. Вот это качество действий людей Гумилев назвал пассионарностью - антиинстинктом самосохранения, свойственного гармоничным людям.
Пассионарность - качественный эффект определенного количества биохимической энергии, которую можно измерить. Она поддается изучению как естественный объект развития человека. Именно энергия пассионарности обеспечивает рождение, процесс начала витка этногенеза и дальнейшего существования в биосфере Земли - в особой ее оболочке, названной им этносферой, всего множества, мозаики этнических систем.
На основе открытий В. Вернадского и изучения в полевых условиях жизни этносов, подкрепленного теорией, Гумилев описывает закон этнического проявления энергии. Коллективы людей от природы обладают определенным стереотипом поведения, и в этой мозаике отношений каждый этнос, создавая сверхсистему - суперэтнос, обладает разнозаряженными уровнями пассионарности. Необходимо было разработать Всемирную историю как теорию действий народов, разнонаправленных и разноуровневых по системам колебаний этнической или суперэтнической деятельности. То, что на базе суперэтнических отношений возникают мировые культуры или религии, - это для Гумилева является историческким подтверждением правоты своей сетки координат.
Антагонизм противопоставления одного этноса другому был замечен давно. Древние греки уже знали, что есть "мы" - эллины и персы, скифы, африканцы и евреи, и замечательное свойство этносов уметь противопоставлять себя другим - "чужим", "не своим", - было лишь внешним способом фиксировать существовавшую в природе, в этносфере закономерность. Культура содействовала гуманизации этих противопоставлений, но от этого объективно-естественнобиосферная природа жизни этносов никуда не девалась. Необходимо было это открыть, осознать и принять в качестве концепции, которая как всякое знание - благо. Выводы должны делать политики.
Каждый этнос состоит, разумеется, из совершенно несхожих между собой людей и коллективов. Сверхнапряженность этнической системы - ее суперзаряженность биохимической энергией в людях, стремящихся к чудовищному перенапряжению сил и перегруппировке вокруг себя всех отношений, к преодолению себя бывает очень короткой по промежутку времени: всего 150-200 лет. Затем, вследствие рассеяния фактора "X", пассионарности во все большем количестве собирающихся под "знамена этноса" людей, в большой популяции, прибегая к условному биологическому термину, - и по степени абсорбции, усвоению энергии, в том числе и через вовлечение в систему людей путем заключения браков (вспомним арабов, римлян), этнос разбивается или разделяется на разные неравнозаряженныс уровни развития.
Изучение поведенческой практики популяции (а Гумилев изучал ее вместе с великими генетиками, биологами, в том числе А.Малиновским, М.Лобашовым) привело его к открытию, что способности разных людей поглощать (абсорбировать) биохимическую энергию живого вещества различны. Проще всего классифицировать всех людей по этому признаку на три типа.
Наибольшее количество персон располагает этой энергией в количестве, достаточном , чтобы удовлетворить потребности, диктуемые инстинктом самосохранения. Эти люди, их принято называть гармоничными, работают, чтобы жить - никаких иных потребностей у них не возникает. Но заметно в истории и некоторое количество людей с "экстремальной" энергоемкой пассионарностью. Если пассионарности больше, чем требуется для спокойной жизни, человек-пассионарий живет, чтобы работать ради достижения своей идеальной цели. Однако возможен и иной вариант. Когда пассионарность человека заметно меньше, нежели необходимо даже для обывательской жизни, индивид, называемый субпассионарием, живет, чтобы не работать, и ориентируется на потребление за счет других людей. Соотношение людей разных типов в каждом этносе со временем изменяется, и этот процесс определяет пассионарность уже не на индивидуальном, а на популяционном уровне.
Схема пассионарной деятельности следующая: консорция, популяция, воспроизводит биохимическую энергию на уровне нормы, а биологической нормой организма считается приспособление ради воспроизведения потомства. Тогда на поверхности земли живут этносы неагрессивные, вполне довольные жизнью. Таковы, например, современные исландцы, бедуины Саудовской Аравии или манси, да и жители США, если честно. Но если в этой или новой популяции вдруг появляется известное количество пассионариев, то картина поведения этноса меняется. Раз есть избыток энергии, люди даже поневоле должны его на что-то тратить. Вот тут-то и начинается новый этногенез, появляются на свет божий разные консорции, о которых мы знаем по их индикаторам: Александр Македонский, Мухаммед, Александр Невский, идальго Испании XI века, викинги.
Стремясь к своему идеалу, люди пассионарные, как говорилось, часто жертвуют своей жизнью, а еще чаще жизнью тысяч людей, но самое главное - они попутно, ради достижения своих практических целей, перестраивают саму этническую систему, меняют стереотипы ее поведения и цели развития. А когда все инициативные фигуры и их энергичные потомки оказываются перебиты в войнах и стычках, все возвращается на круги своя, и мы вновь видим народ трудолюбивый, спокойный, вполне довольный жизнью. Вспомним тех же исландцев, являвшихся потомками грозных "пенителей моря" - викингов; предки бедуинов Саудовской Аравии создали когда-то могучий Арабский халифат. И даже безобидные современные манси происходят от свирепых воинов Аттилы, разрушивших Римскую империю.
При прочих равных условиях от момента пассионарного толчка (появления первых пассионариев в спокойной популяции) до возвращения в новое состояние равновесия - гомеостаз - проходит около 1200-1500 лет. В течение столь долгого времени пассионарное наполнение этноса не остается стабильным. Вначале пассионарность устойчиво растет - это фаза пассионарного подъема, когда структура этнической системы постоянно усложняется, из разрозненных субэтносов (сословий) возникает единый новый этнос. Затем пассионарность достигает максимальных значений, и наступает акматическая фаза этногенеза. Именно в этой фазе создается единый этнический мир- суперэтнос, состоящий из отдельных, близких друг к другу по поведению и культуре этносов. Например, средневековый христианский мир или Левант; ныне Европа. Китай или бывший Советский Союз. Вся последующая этническая история связана с обратным процессом - разрушением создавшегося суперэтноса вследствие спада пассионарности. Резкий спад пассионарности (фаза надлома) наступает вслед за перегревом акматической фазы и не несет ничего хорошего. Энергичных пассионарных людей с каждым поколением становится все меньше и меньше, но, увы, социальная система, созданная людьми, не успевает за этими переменами. Она всегда гораздо более инерционна и менее пластична, нежели природная среда. И если предки когда-то создали государство и экономику в расчете на множество пассионариев акматической фазы, то теперь в надломе приходится постоянно все перестраивать, приспосабливая к ухудшающимся условиям. Коль скоро этот процесс закончится благополучно, этнос имеет шанс дожить до следующей фазы этногенеза - инерционной. В ней пассионарность убывает медленно и плавно, а люди живут "культурно" и наслаждаются материальными и культурными благами. Однако когда пассионарность падает еще ниже - приходит деструктивная фаза обскурации, обманчивое благополучие гибнет от рук собственных субпассионариев, этнос исчезает, а отдельные люди либо инкорпорируются в новые этносы, либо остаются в виде этнических реликтов - осколков когда-то бушевавших страстей. Великий Рим, как и Великую Византию, как и Великий Китай эпохи Хань, затопили субпассионарии, сожравшие в буквальном смысле все плоды цивилизации, они жаждали только того, что плохо лежит.
Но самые тяжелые моменты в жизни этноса, а значит, и в жизни людей, его составляющих, - это смены фаз этногенеза, так называемые фазовые переходы. Фазовый переход всегда является глубоким кризисом, вызванным не только резкими изменениями уровня пассионарности, но и необходимостью психологической ломки стереотипов поведения ради приспособления к новой фазе.
Перечисленные фазы этногенеза и фазовые переходы переживает любой этнос, хотя и по-разному. Кроме того, любой процесс этногенеза может быть насильственно оборван извне - в результате массовой гибели людей при агрессии иноплеменников или эпидемий вроде чумы или СПИДа.
Изменения пассионарности в ходе этногенеза создают исторические события. Таким образом, история идет не вообще, а именно в конкретных этносах и суперзтносах. каждый из которых обладает своим запасом пассионарности, своим стереотипом поведения, собственной системой ценностей - этнической доминантой. И потому говорить об истории всего человечества не имеет смысла. Так называемая всеобщая история есть лишь механическая совокупность знаний об истории различных суперэтносов, так как, с этнической точки зрения, никакой феноменологической общности историческое человечество не представляет. Поэтому и все разговоры о "приоритете общечеловеческих ценностей" наивны, но небезобидны. Реально для торжества общечеловеческих ценностей необходимо слияние всего человечества в один-единственный "гиперэтнос". Однако до тех пор, пока сохраняются разности уровней пассионарного напряжения в уже имеющихся суперэтносах, пока существуют различные ландшафты Земли, требующие специфического приспособления в каждом отдельном случае; - такое слияние маловероятно, и торжество общечеловеческих ценностей, к счастью, будет лишь очередной утопией, страшной, кровавой, но красивой.
4. ЭТНОСФЕРА. Самое интересное в истории - это появление на поверхности Земли новых этносов. Об этом и написаны все книги и статьи Л.Н. Гумилева.
Объяснения этносферы ученый начинал с географии. В географии его увлекало учение о ландшафтах и об экологической среде как нише для развития человечества, вида "хомо сапиенс", который так умело научился приспосабливаться к земной поверхности, к природным условиям, что тем самым создал механизм своей адаптации. Миграция и была одним из видов умелой адаптации человека к природе, иначе человек никогда бы не смог обжить всю сушу Земли.
Гумилев доказал, что при миграциях все этносы стремятся выбрать географическую нишу, ландшафт, как можно более напоминающий их родину. Например, русские крестьяне, расселившись по необъятным просторам Евразии, освоили для своей жизни похожие на родные ландшафты лесостепи и смешанного леса. Казаки жили по долинам рек. тюрки - по водораздельным степям, арабы осваивали оазисы среди пустынь, эллины - берега Средиземноморья, и даже англичане не заселяли Индию или Кению, Малакку или Борнео, но осваивали либо возвышенные проветриваемые поселения, либо в основном оставались на положении колониальных чиновников, слабо связанных с природой этих стран.
Отдельные этносы не живут изолированно друг от друга, они образуют как бы этническую галактику. Как ясно из чтения книг Гумилева, этнос не является ни выдуманной категорией, ни философским обобщением тех или иных черт людей. Он, этнос, дан нам в ощущениях непосредственно, как свет, тепло, электрический разряд, и изучается отныне как одно из явлений природы, биосферы, а не как гуманитарная концепция. Поэтому этносы не существуют изолированно, исключение составляют реликтовые племена, но и там проблема внеэтнического существования отдельных особей не возникает. Их там просто не бывает, ибо изгнанник, лишенный этноса - родины, поддержки коллектива, обречен в суровых условиях на гибель.
Однако непосредственно наблюдаемые этнографами этносы- лишь хвосты длительных фаз развития, причиной которых является взрыв пассионарности, результат неравномерного распространения по земле энергии живого вещества биосферы. "Взрыв" на поверхности земного шара - как бы мутация, которая создает развитие свободной энергии, способной производить работу, и эта толчковая энергия биосферы проявляется в этносах и живой природе, их окружающей, в сторону, обратную принципу энтропии. Иначе, процесс этногенеза восполняет собой затухание энергетического заряда или удара биосферного запаса на Земле и в космосе, превращая инерцию спада в свою противоположность - в жизнь и борения людей.
Затем идет расширение ареала действия проявившего себя этноса, начало отсчета возраста этноса - формообразование, кристаллизация, упрощение структуры, ставшей через 600 лет после появления переусложненной, стабилизация социогенеза, затем один-два века "кровопусканий" - перегибы, шоки, и далее выход к инерционной фазе и приход к гармоничному равновесию, гомсостазу, до "ожидания" нового витка вибрации биосферы. И в конце пути этнос превращается в изолят, в некий влачащий жалкое существование этнический коллектив, над которым обычно проливают слезы журналисты и политиканы, не знающие, что эти люди пережили все, они "старички", а не "младенцы", которых нужно учить и учить премудростям цивилизации. Или же изолят превращается в нечто социально непривлекательное - в бомжей, в изгоев (например, детей, зачатых в Риме в лупанариях, которых не считали даже за рабов), в бродяг, поэтично описанных М.Горьким, и других.
Выдающиеся ученые, внимательные к фактам истории, благодаря своим методикам исчислили первоначальный взлет этноса, точнее, исторический период формирования "свежего" народа и его политической системы, в 300 лет, затем чередование подъемов и упадков - тоже в 300 лет, потом ослабление жизнедеятельности, ведущей к упорядочиванию своей судьбы и довольству жизни, к тому, что А.Тойнби назвал breakdown (брэкдаун у биологов). Наконец, упадок окончательной воли и медленное сползание "к пропасти жизни". Так происходило со всеми народами.
Согласно Гумилеву новые этносы возникают не в монотонных ландшафтах - например, собственно степь, ровное до горизонта пространство, сухая равнина, не способствовала генезису ни одного народа, так же как и зона тайги. Этносы возникают на границах ландшафтных регионов, в зоне этнических контактов, где неизбежна интенсивная метисизация, которая, впрочем, не является причиной этногенезов, но добавляет антропологический материал в саму форму контакта и эволюции этноса. Благоприятствует пусковому моменту этногенеза сочетание разных культурных уровней, типов хозяйства, несходных традиций. Общим для истории является принцип разнообразия, которое становится синхронным воспроизведением мозаичности земли, ее этносферы.
Гумилев предлагает представить в качестве наблюдаемого явления планетарного, по Вернадскому, масштаба именно этносферу - особую оболочку геосферы, земной поверхности, включающей растительный, животный миры, геологические и иные процессы, климат, воды и все остальное, что сопутствует жизни. Так великий ученый пришел к выводу, что этносферу целесообразно рассматривать как одну из оболочек Земли, но с учетом множества различий при взаимодействии этносов с природной средой. Отныне, как говорит Гумилев, исследователям необходимо знать, что межэтнические и исторические коллизии происходят благодаря участию природного, в том числе и мутационного, фона. Следовательно, этносферу можно понять как серию процессов возникновения этносов в тех или иных регионах: этногенез, расширение первичных субстратов, превращение их в часть этнической истории человечества и диссоциация этносов, то есть распадение этнических коллективов, что не связано с гибелью особей, входивших в исчезнувший этнос, а является рекомбинацией, перетасовкой популяций людей - инкорпорацией их в новый этнос. Так, например, испанцы-колонисты в Америке вошли в новые этносы. Идет известный в физике процесс затухания после инерционного толчка.
Такое затухание этносов в этносфере протекает очень медленно, поскольку набранная энергия, а также созданная трудом людей материальная и социальная база развития, политические структуры, опыт управления и прочие атрибуты общественной организации этногенеза противостоят тенденции к упадку. Далее, лучше всего прибегнуть к языку описания ученого, и данный отрывок демонстрирует ту теоретичность, которую при жизни за ним не признавали:
"Поскольку на протяжении своей жизни этнос всегда функционирует в рамках какой-либо суперэтнической системы (римский, мусульманский, китайский суперэтносы), происходит "энергетический" обмен с элементами суперсистемы. Это обусловливает колебание импульса движения в некоторых пределах вокруг математической кривой развития, взятой как идеальный случай развития.
Но этнос - не хаос и не бессмысленное разноречие своих элементов; общим для всех случаев множеств является свойство элементов обладать всеми видами активности, приводящими к образованию статических или динамических структур. Таким образом, этническая целостность есть динамическое существование системы корпускулярного типа, где первоначальный импульс - заряд энергии и пассионарности, воплощающий ее в людях, постепенно расходуется, а энтропия (угасание толчка) непрерывно увеличивается. Поэтому живое вещество по закону энтропии или этническая система, что в данном случае становится реализацией этого закона, должны постоянно удалять накапливающуюся энтропию, обмениваясь с окружающей средой энергией. Этот обмен регулируется управляющими системами, использующими запасы информации, которые передаются по наследству. Роль управляющих систем в этногенезе играет традиция, которая взаимодействует с общественной и природной материи. И тогда отчетливо определяется, что может растратить запас энергии ровно за столь долгое время, на которое сопротивление внешней среды и "плохого" или "хорошего" общественного устройства обрекает его на угасание. Отсюда следует, что функционирование внешней системы связей этноса может привести как к ускорению развития, так и к спаду и даже гибели, если величина обмена превышает некоторое критическое значение, разное, в принципе, для разных моментов жизни этноса".
Гумилев разработал проблему вариантов этнических контактов, возникающих на территориях, заселенных разными этносами. Он различает четыре варианта: сосуществование, ассимиляцию, метисизацию и слияние - когда при контакте забываются традиции обоих первичных компонентов и рядом с двумя предшествующими, или соседствующими, или вместо них возникает третий, новый этнос. Это, по существу, главный вариант этногенеза, так, во всяком случае, возник великорусский этнос. Но обычно такой вариант этногенеза наблюдается достаточно редко.
По степени соучастия этносов в контактных образованьях Гумилев различает несколько возможных вариантов. Один из них - вариант "ксении", когда наблюдается, что два различных по динамике этноса задвинуты в один социальный организм, например, фламандцы и валлоны в Бельгии. И вариант "химеры", когда один этнос на уровне спада, надлома другого этноса присваивает себе роль "поглотителя" ниши ослабленного этноса и начинает функционировать в ней в пределах диссонанса, то есть разрушения окружающей среды, родной для надломленного этноса. Варианты второго уровня, болезненные и для этногенеза и для изучающих проблемы контактов ученых, всегда принимающих сторону какого-либо из этносов, великий этнолог-естествоиспытатель рассмотрел на материале Старого и Нового Света.
Продолжая научный способ описания, необходимо процитировать Гумилева еще раз: "Этногенез - это творческое преобразование этнических коллективов в этносферу. Переведем наше обобщение на язык смежных наук и мы получим: в плане философском - момент творческой динамики этноса соответствует скачку при переходе количества в качество. В плане зоогеографии этнос - это антропогенная сукцессия, затухающая вследствие сопротивления среды. В плане географии и геологии - это тектонические микроизменения, где этносы приравнены к прочим природным факторам. Даже развалины городов можно рассматривать как метаморфизированный антропогенный ландшафт. В плане этнографии - визуальное наблюдение над нефиксируемым в динамике объектом, потому что этнографы не изучают и не включают в свое наблюдение темпоральность, то есть время. В плане генетики - это микромутация, появление нового признака, который в процессе эволюции утрачивается. Передача его от поколения к поколению происходит не столько передачей генотипа, сколько посредством сигнальной наследственности, то есть научения и отбора. И наконец, в плане культуры - это возникновение и утрата традиций, явление зафиксированное, но каждый раз переобъясняемое и переиначиваемое историками, культурологами, потому что переживание истории бесконечно, а сама история - факт - единична". Так этнологии находится место в системах наук. И так нанеобходимый инструментарий, рожденный на русском Л.Н. Гумилевым для дальнейших изучений народов в этносферной оболочке земного шара.
5. ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ И ДРУГИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИСЦИПЛИНЫ. Дальнейшее - потребует лишь кратких упоминаний. Л.Н.Гумилев, открыв перечисленные, описанные им категории новой науки - этнологии, новых объектов изучения - этноса и этносферы, приберег силы ума и талант историка для написания в пользу "неучей", как он говорил, опуса по Всемирной истории. Фрагменты этих размышлений вошли в его монографии "Этногенез и биосфера Земли" и "География в исторический период".
Концепция мировой, или Всемирной истории потребовалась для того, чтобы его не могли упрекнуть, будто, погнавшись за "химерами" никем не виданных объектов, "феноменов", он переписал историю, как хотел. Наоборот, Всемирную историю он сделал проверочным материалом для подтверждения правоты своей теории пассионарности, а затем на базе теории, используя новый понятийный аппарат своей науки этнологии, он написал и прочитал за последние десять лет лекции - создал учебный курс народоведения "Этногенез во Всемирной истории". В этой его истории есть место для всех народов Земли. И то же время его теория не стала ключом для открытия загадок российской истории. Менее всего он хотел подставлять теорию под определенную заданность, под, как он говорил, "академические приписки".
Остается сказать, что Гумилев был крупнейшим авторитетом XX века еще и по ряду специальных дисциплин. Замечательный русский историк, он создал также историю Великой степи и всего кочевого мира, ее населяющего. Лев Николаевич был выдающимся исследователем народа хунну, самым известным в истории хунноведом. Он также был выдающимся тюркологом, создавшим самую подробную историю этногенеза тюркских народов и оставившим на память потомкам героическую картину рождения, взлета и гибели древних тюрок.
Великий Гумилев был лучшим русским монголоведом, завершившим на сегодня русское классическое монголоведение. Почти все его книги в той или иной степени касались истории монголов, истории создания мировой империи в XIII-XIV веках. Он оказался, возможно, наиболее известным описателем взаимоотношений Руси и Золотой Орды, не говоря о том, что он был первооткрывателем в этой области, принявшим во внимание доводы фактов, источников и "голоса этногенезов" двух сторон. Такого в русской науке еще не было. Здесь он попытался создать традицию, и будущее покажет, насколько гуманизм великого историка сможет перебороть национализм последующих поколений.
Гумилев был великолепным историком-психологом. При жизни талант интерпретатора чужих судеб нагляднее всего проявился в его общедоступных лекциях. Он "на людях" рассказал биографии исторических деятелей, как бы задавая вопросы себе и отвечая на них при всех. Его интересовали загадки - "зигзаги" истории, преломленные в частной и общественной жизни персонажей. Он написал и рассказал о таких разных людях, как Александр Македонский и Мухаммед, Кальвин и Александр Невский, Чингисхан и Тохтамыш, Цезарь и Боливар, не говоря уже о персонажах церковной истории - византийской, еврейской, русской, буддистской.
Гумилев был превосходным редактором. С его примечаниями и под его редакцией вышла в 1962 году книга М. Артамонова "История хазар", самая "главная" в мире книга о Хазарии. Гумилеву принадлежат в ней фрагменты по истории гуннов, концу Хазарского каганата, многие исторические сопоставления и хронология, к составлению которых он питал особую слабость. Карты и хронологию он обожал с пятилетнего возраста, и это последнее, что необходимо сказать о великом ученом.